Ресторан «Рыба в огне» и сайт города Одессы 048.ua рады представить новый проект «Ловим большую рыбу».
Гений-энтузиаст, человек-скандал, эксцентрик и, месяц как — чиновник, директор Одесского художественного музея. Все это первый гость нашего проекта — Александр Ройтбурд.
Из неполитических звезд общественной жизни Одессы, Ройтбурд — на данный момент — самая яркая. Взявшись за реанимацию музея он тут же оказался на гребне скандала.
В чем его только не обвиняли? И в том, что он намерен обокрасть музей и в том, что его творчество за рамками приличия и даже в том, что рисует он ...продуктами жизнедеятельности человека.
Мы не станем развеивать фейки и легенды. Вероятно, сейчас нужно и это, чтобы привлечь внимание к музею и фигуре его директора.
Мы поговорим о больших планах Александра Ройтбурда на данной должности, зачем успешному и продаваемому художнику вся эта суета и можно ли, а главное, насколько важно в Украине вообще заниматься музеями, культурой, искусством?
Ресторан «Рыба в огне» - Одесса, Красный переулок/Дерибасовская. Александр Ройтбурд без купюр. Беседуют с художником журналист 048.ua Александр Городилов и СЕО “Рестораны Саввы Либкина”, арт-эксперт Инна Дворская.
Пацаны из Оппоблока и как делится мир
Городилов: Когда вы ввязывались в эту войну, вы уже знали, что есть группа депутатов, которая участвует в том числе в назначениях такого рода. Была до вас история с Украинским театром... Вы знали на что идете, так зачем все это?
Ройтбурд : Давайте разделим этот вопрос на две части. Конечно же, я знал, но не знал, что до такой степени. А вот зачем ввязался? - Это не совсем корректный вопрос, потому что моих личных интересов здесь нет. Не считая того, что я люблю искусство, люблю музеи, люблю свой город и люблю свою страну. И я хочу, чтобы в моей стране, в моем городе был хороший музей. В этом и есть зона моего личного интереса. Других личных интересов у меня нет.
А ввязался я потому, что понял, что в музее ситуация достигла такой точки кипения, что надо спасать.
Все началось с того, что по просьбам волонтеров, которые помогали этому музею, я уговаривал разных людей в Одессе и Киеве прийти в этот музей и спасти его. Я понял, что если не я, то кто же, и принял такое решение.
А дальше начался цирк, по которому можно снимать кино, писать книгу...
Городилов : То есть вы не рассчитывали, что скандал разразится до таких размеров?
Ройтбурд : Этого никто не мог ожидать. Это беспрецедентный случай в истории битв как в украинской культуры, так и в истории Одессы. Я считаю, что самой кровавой в истории Одессы была схватка Гурвиц-Боделан. А вот самой грязной — это кампания против меня. Там была кровь, а здесь грязь.
Городилов : А как вы относитесь к тому, что благодаря этому скандалу Одесса разделилась: интеллектуалы выступили за Ройтбурда, а те, кто с «Оппозиционным блоком» - против?
Ройтбурд : Ну весь мир всегда делился на нормальных людей и мудаков, и в этом смысле Одесса не исключение.
Инна Дворская: Ну а если посмотреть на это с точки зрения пиара?
Ройтбурд : Эти господа из «Оппоблока» нам, конечно, очень помогли. На волне моего назначения подобная пиар-компания нам бы обошлась в несколько сот тысяч долларов. Но, я был бы еще благодарнее, если бы они дали работать. Ведь у них совершенно идиотские «страйки», начиная с того, чем я пишу картины и заканчивая тем, как я растлеваю маленьких детей. Они, очевидно, думают, чтобы они делали на моем месте и они уверены, что я что-то украду. Причем логика там тоже потрясающая: раз у некоторых наших политиков в домах висят картины, значит, они любят искусство, значит, я им и буду “распродавать” картины из фонда музея...
Городилов: Они говорят о супруге президента.
Ройтбурд : Да, я действительно знаком с Мариной Анатольевной. Я участвовал в разработке концепции Фонда Культуры. У меня самые лучшие впечатления о ней. Но ведь она никогда мне не говорила, мол, что я могу для нее украсть. Она истинная леди и я вообще не думаю, что с ней возможен такой разговор.
Городилов : То есть, все эти движения не от любви к музею, а против вас?
Ройтбурд : Ведь как они думают, этот Ройтбурд — достойный человек, у него картины, у него квартиры... Зачем ему туда идти? Только украсть! Для кого украсть? Например, для Порошенко! Раз у него хорошие картины — значит для него украсть! Все! Л-Логика. Непробиваемая.
Инна Дворская: Такая местечковая логика.
Ройтбурд : Так они меня спросили, правда ли то, что я называю Одессу пгт? Я сказал — да! И это именно то, во что вы мой город превращаете, пытаются превратить.
Они всеми силами поддерживают прежнее руководство, при котором протек зал Айвазовского. И я не хочу ничего плохого сказать об Абрамове (прежний директор музея, - прим.Ред.). Но почему они за это критикуют меня? Будучи, очевидно, профессиональным архивным исследователем, предыдущий директор, наверное, был не лучшим менеджером. Но это не значит, что он плохой человек. Просто у него что-то не получилось. Надеюсь, у меня получится.
Городилов: Кроме визитов, как с вами еще борются эти депутаты?
Ройтбурд : Они присылают совершенно идиотские запросы, и я им уже устал отвечать.
Мне приходится их просвещать и развивать. И я им в ответах рассказываю про Репина, про Кашкина, про Айвазовского. Я им рассказываю, что такое музей, что такое экспонат. Также просвещаю их в вопросах, какова длина экватора и диаметр Земли. Ведь это тоже очень важно для их работы. Тем более, это имеет точно такое же отношение к их деятельности, как и штатное расписание нашего музея.
О Музее
Городилов: Давайте поговорим о музее. Вот есть в Киеве «Мистецький арсенал», Пинчук Арт-Центр, во Львове художественная галерея в музее Потоцких... Так вот там толпы народа. В одесских музеях такого не наблюдается.
Ройтбурд : Так даже наш музей Западного и Восточного искусства собирал больше нашего. До последнего времени. У нас сейчас резко в разы возросло количество посетителей...
Это и есть продолжение моего ответа на вопрос, почему я пошел на эту должность... Это еще одна из причин. Прежнее руководство музея — Виталий Алексеевич Абрамов — он хороший архивист, музейный исследователь, профессионал своего дела, но у него нет видения того, каких должен быть современный музей. И здесь я уточню, не музей современного искусства, а современный музей. А музей был, слава Богу, сохранен в таком виде, каким его я помню еще подростком. Слава Богу, не было потерь, краж... Однако, в таком виде он законсервировался во времени и впал в летаргический сон.
Музей должен меняться, он должен соответствовать вызовам времени. Этого не произошло и музей остался в устаревшем формате. А чтобы вытащить его в актуальный формат, нужно приложить еще очень много усилий, нужно сломать многие стереотипы, однако при этом сохранить неповторимый исторический облик музея, ядро коллекции, может быть что-то пересмотреть...
Ведь музей должен привлекать, в него должна массово ходить молодежь, чтобы туда ходили семьи с детьми, чтобы он был местом проведения досуга горожан, чтобы он был местом, где любой одессит или гость города мог бы остаться наедине с искусством, а там есть с чем оставаться наедине.
Вот я очень люблю водить по музею гостей Одессы, которые впервые тут и видеть их реакцию. Для большинства из них это является приятным сюрпризом и открытием. Но это все надо правильно подавать, надо популяризировать и оживлять.
Инна Дворская: Александр, но у вас есть конкретный план?
Ройтбурд : У меня есть видение. Но в наших условиях, когда все забюрократизировано, и видение тяжело практически воплотить. Как это реализовать, я сейчас пытаюсь понять, потому, что одно другому противоречит (бюрократические границы, - прим.ред.)
Городилов : Это вы уже как чиновник понимаете?
Ройтбурд : Я вижу весь абсурд системы. Я и раньше понимал, что система абсурдна. Но, когда теперь я с этим столкнулся, я понял, что я недооценивал всю степень безумия. Нам страну от этой системы надо спасать, а культуру — в первую очередь. Ведь культура, наряду с образованием и медициной — самые беззащитные в нашей стране. Это три точки, которые нам нужно срочно спасти от этого пресса. Нация в принципе слагается с образования, медицины и культуры.
Обвинения не по адресу
Инна Дворская: Саша, а вы уже делали аудит фонда музея? Что из старого удалось сохранить?
Ройтбурд : Смотрите, аудита фондов вообще не бывает. Бывает сверка, бывает полная проверка.
Инна Дворская: Тогда полную проверку
Ройтбурд : Полную проверку просто так не делают. Ее делают только в чрезвычайных случаях. Например, при смене главного хранителя. Но, полная проверка проходила где-то полгода назад, насколько я знаю, инициирована была директором, у которого были непростые отношения с главным хранителем. И ни в чем не удалось докопаться.
Была обнаружена пропажа. Она явно случайная. Это листик графики, размером чуть больше сигаретной пачки (пачка 8, а листик — 12 сантиметров). Это набросочек даже не художника, а архитектора Щусева с пятнами ржавчины. Он не может представлять, по определению, материальной ценности. И, скорее всего, он либо за шкаф упал, либо уборщица случайно выбросила. Ведь красть его нет смысла. Либо, бывают такие случаи, ведь графику, а она мелкая, могут положить не в ту папку и потом, через 10 лет найти. Ни одной пропажи больше в музее не было.
А проверка была. Тем более, скоро музей ждет полная инвентаризация.
А проверка сверху? Да пожалуйста, в любой момент! Как это делается? Собираются музейщики с музеев Одессы. Кстати, мы попросили областное управление культуры, чтобы назначили такую комиссию. Музейщики по каталогу смотрят работы, их инвентарные номера, выборочно, наугад сверяют ту или иную работу. Из 10 тысяч экспонатов 2-3 будет осмотрено, но не 10. Иначе это физически парализует музей. Если что нибудь такое обнаруживается — тогда назначается полная проверка.
Ни одна предыдущая сменка или проверка, кроме пропажи этого листика, никакой пропажи не обнаружила. В других музеях, к сожалению, количество пропаж исчисляются сотнями. В том числе и бронза, в том числе и живопись.
А вот этот набросочек 30-х годов — это не серьезно. Нашему хранителю я верю как себе. Она — эталон нашего украинского музейного хранителя. Сквозь самые сложные для искусства годы — 90-е, когда из музея реально было что-то выцепить из музея, она отстояла коллекцию. При смене директоров, при периодическом хаосе в музее... Ничего не пропало.
О меценатах и пахнут ли деньги
Городилов : Вокруг вас активизировалась Фейсбук-аудитория Одессы. Организовываются экскурсии... А имели ли успех попытки найти спонсоров?
Ройтбурд : Почему попытки? Не было еще случая, чтобы мы сказали «надо!» и не образовалась бы очередь. У нас есть целый банк данных людей, желающих помочь. И, если вдруг такое случится, что кто-то не откликнется — мы его активизируем. Но пока что есть запас.
Городилов : Так вот из ваших сторонников высокого уровня, ну, например губернатор, вам изъявил помочь, или это только декларации? Кто еще?
Ройтбурд : Губернатор помогает. А вот на днях ко мне заходил народный депутат Игорь Мосийчук, который изъявил желание серьезно помочь. Есть один проект, о котором пока не буду говорить. Также Юрий Луценко публично высказал поддержку, в том числе и собрать пул из своих знакомых бизнесменов. И, я думаю, в нашей стране хватит бизнесменов, которые ему не смогут отказать в большой просьбе.
Многие предлагают свои проекты помощи. Однако мы не можем сразу всем заняться. К тому же, нас эти товарищи (из Оппоблока, - прим. ред.) сковывают по рукам и ногам.
Вот, мне только что написал депутат Лозовой. Я нисколько не являюсь сторонником Радикальной партии, как и любой другой политической силы. Но любое такое внимание политиков к музеям, это плюс не столько нам, сколько этим политическим силам. И мне приятно, что политики проявляют к нам интерес.
Городилов: То есть, заботу от условного «Оппоблока» вы также примете?
Ройтбурд : Знаете, если бы это было не издевательство, а реальная помощь, то я бы сказал, да, при всей разности политических взглядов, я им благодарен.
Инна Дворская: Любые инвестиции в культуру вами приветствуются?
Ройтбурд : Любые инвестиции в культуру — это инвестиции в наше будущее. Но только разумные инвестиции не в то учебное понимание культуры, которая в последнее время фигурирует в обществе, не в развлекаловку, не в кич или дурной тон, а действительно, в серьезную культуру. В культуру прошлого и культуру будущего. А не в культуру на потребу, пардон за неполиткорректность, толпы. Но именно на нее ориентируется то, что у нас вместо культуры. Либо для галочки, для официоза... А ведь это все выброшенные деньги.
Инна Дворская: А каким образом вы принимаете помощь меценатов?
Ройтбурд : У нас есть фонд. Кроме этого, какую то помощь можно принимать непосредственно на счет музея.
Городилов: Первые плоды уже видно , музей стал самым популярным в Одессе
Ройтбурд : Я вам больше скажу, на сегодня это самый популярный музей Украины. Я вожу экскурсии, ведь это способ привлечь внимание. Это Ленин на субботнике. Я провел четыре полноценные экскурсии по музею. Может быть, после визитов этих деятелей мне полезнее было под капельницей полежать, но я провел экскурсии. Это час-полтора. Все деньги идут в кассу.
Что интересно, у нас самые дорогие билеты в Украине. Наш полный билет стоит 200 гривен, тогда, как в Киеве вход в музеи стоит около 70 гривен. Зато наш разбит на части и многие смотрят только первый этаж. Это, по-моему, 25 или 50 гривен. Все это еще нужно унифицировать. А у нас еще идиотская система подсчета посетителей. И человек, который приходит, получает целую пачку отпечатанных еще в Советском Союзе отрывных билетов. Это абсурд. Но у нас уже есть билетный принтер. И мы в ближайшие дни начнем печатать модные билеты.
Также мы сейчас обсуждаем интернет-представительство музея, его фирменный стиль. Менять надо все, от доменного имени, до права на сайт, который принадлежит почему-то машинистке нашего музея. Это ее частная собственность и она его оплачивает. Это все очень смешно.
Инна Дворская: Для реализации вашего видения будущего музея у вас есть команда?
Ройтбурд : Да, команда есть. Это та команда, которая меня привела. Эта та команда, которая сложилась вокруг фонда «Музей для перемен». Это Саша Ковальчук, которую я хотел бы видеть своим заместителем. Мы работаем над тем, чтобы нашему музею разрешили иметь такую штатную единицу, как заместитель директора по развитию. Это и волонтеры. Некоторые уже вошли в штат музея.
А вообще само штатное расписание архаично до безобразия. В музее есть, например, такие должности, как машинистка, как проявщик фотолаборатории — фотограф, художник, который должен писать афиши, пожарный, такая советская должность, как инженер по технике безопасности. Ведь картины мы вешаем и технику безопасности соблюдать нужно.. Но зачем целый инженер по этой технике? Я не понимаю ...
Я вообще не уверен, нужна ли музею реставрационная мастерская. Может, есть смысл в том, чтобы наш реставратор работал на базе реставрационного центра. Не обязательно это иметь прямо в музее. Хотя, может и надо... Над каждым из этих вопросов надо думать.
Тем не менее, у нас четыре дворника, которые вместе с доплатами государства получают столько же, сколько научный сотрудник — человек, который закончил Киевскую или Петербургскую академию художеств, который специализируется на творчестве какого-то конкретного художника XVIII-XIX веков.
Да, как мне сказали демагогические пацаны из «Оппоблока», каждый труд должен быть оплачен! Да, но для меня труд высококвалифицированного научного сотрудника внушает как минимум не меньшее уважение, чем труд дворника.
Городилов : А вас удивил размер вашей чиновничьей зарплаты?
Ройтбурд : Ну я же не за зарплатой сюда шел. Я не прекращаю работать, как художник. Хоть мне сейчас и треплют нервы. Я могу и до работы поработать, и после. Работаю в выходные дни. Я, может быть, работаю меньше, чем раньше, но я не прекращаю работать. Я живу за счет продаж.
Городилов : Тем не менее, сколько, по вашему, должен зарабатывать директор музея, чтобы из него ничего не пропадало и музей поддерживал свое существование?
Ройтбурд : Методик начислений зарплат много, но давайте сопоставим зарплату силовика — полицейского, сотрудника прокуратуры к зарплатам силовиков на Западе. И мы видим, что это единственный путь. Ведь у нас есть газовая сфера, где зарплаты людей там европейского уровня. И за счет этого Украина освободилась от российской газовой удавки. В итоге — эти люди получают европейскую зарплату, не воруют и эта работа обеспечивает не только пользу стране, но и реализацию их личных амбиций и честолюбия. И это нормально. Все должны иначе получать.
Городилов : Нынешнее состояние музея — насколько серьезные проблемы?
Ройтбурд : Там очень сложная проблема с проектно-сметной документацией на ремонт. Но, устно, ребята, которые стали этим заниматься — сказали, что лечить надо, но катастрофы нет. Да, фундамент там надо укреплять, как укрепляли фундамент оперного, но он не сыпется.
Крыша отвратительная, но это крыша. Она сделана из такого плохого материала, что его надо было найти. В Советском Союзе вообще были плохие материалы, а такой, как эта крыша еще надо было найти. Крыша — это затраты, но не такие безумные.
Там мне еще не понятно то, что говорят, что под музеем подземная река течет. Плюс там пожарный коллектор. Но это большие проблемы, по сравнению с ремонтом крыши.
Городилов : А арки, дворик запущенный?
Ройтбурд : Арки — да, а дворик — нет. Там пожарный резервуар, который по-моему надо оттуда вывозить. А арки, на мой взгляд, полностью утратили свой смысл. Я вот долго не был в этой части Одессы, потом привез друзей, чтобы показать гостям вид через арку на море, подошел к арке и взгляду открылся вид на промзону.. Все, этот весь романтический вид на море утрачен.
Городилов : А территория музея ограничена двором или она выходит на бульвар Жванецкого?
Ройтбурд : Наша территория выходит на бульвар Жванецкого. Я уже говорил с Трухановым и надо еще разговаривать. Мы готовы ее осваивать. Но проблема в том, что музею принадлежит полтора метра от фундамента. Все остальное принадлежит городу. Есть план реконструкции этого бульвара и город вполне мог бы передать нам эту территорию в пользование.
Тем более, что часто в городе получают площади по гривне в год и мы также вправе претендовать на такое, тем более, что хотим дать городу великий музей. Конечно, Лувром мы не станем, но одним из лучших музеев Украины в состоянии стать.
О перспективах Одессы
Инна Дворская: Как Одессу все-таки сделать туристической Меккой? И как в этом должны поучаствовать нынешние музеи? Что они должны предложить туристам?
Ройтбурд : Музей должен быть таким, из которого семья в течение дня не выйдет. Музей должен стать хабом. Музей должен стать досуговым центром. Сам музей должен быть больше.
Там должен быть и лекторий, и место для конференций. И место для детского творчества.
И вот они особенно возбуждаются, у них начинают капать слюнки при слове “ресторан”. Как будто они никогда в жизни не были в ресторанах, и для них ресторан это что-то вроде публичного дома.
Вот у меня есть друг - режиссер Влад Троицкий, когда он пришел в Киевский театр на Подоле, его сразу стали обвинять, что он там хочет устроить ресторан и публичный дом. Ресторан и публичный дом.
Вот мы сидим в ресторане. И ничего такого, что не могло бы иметь место при музее, я не замечаю.
В любом музее мира можно и посидеть, и съесть какую-то еду. Правда, они говорят, так что, музей теперь будет борщом пахнуть? Ну, во-первых здесь (в ресторане «Рыба в огне», - прим.ред.) борщом не пахнет, а во-вторых, обычно борщ в ресторанах при музеях не подают.
Там закуски, кофе, бокал вина можно выпить и бутылочку пива, и прохладительный какой-то напиток или минералку... Это чтобы после двух-трех часов осмотра отдохнуть и потом продолжить. Во всех музеях мира делают какой то перерыв
Инна Дворская: Обязывает ли статус художественного музея Одессы определенному формату контента внутри?
Ройтбурд : Конечно, акцент на представителях местной школы неизбежен. Но в то же время у музея есть ряд функций: с одной стороны показывать миру сам город, с другой стороны — показывать городу, что было за его пределами.
Представьте себе, если бы экспонировались только одесских художники и не было бы работ Врубеля, Айвазовского, Репина, Серебрякова, Петрова-Водкина... Музей бы от этого обеднел.
Поэтому надо искать баланс.
И какие-то направления в самом одесском искусстве тоже не нужно воспринимать застывшими. Мол, вот южнорусская школа художников и самый главный из них Костанди и ему посвящен зал. Замечательно. Да, он действительно хороший художник, но рядом — человек, который после Костанди через запятую, второе имя — Нилус.
Но он был менее значим для общественной жизни города. Однако, по живописным качествам, по-моему, он интереснее.
Так вот, почему, если в этом году в экспозиции Костанди больше, чем Нилуса, то в следующем — пусть Нилуса будет больше, чем Костанди. Может, тогда мы бы другими глазами посмотрели на Нилуса?
Почему у нас висят 8 или 10 портретов XVIII-XIX веков, а в запасниках их около сотни? Почему не дать возможность и им попасть в основную коллекцию?
У нас висят работы второклассных передвижников. Однако, прекрасные вещи из мира искусства, к примеру, хоть и ранние работы всемирно известного художника Баранова-Россине пылятся в запасниках. Или первоклассный пейзаж Сомова, который для меня считался графиком, но я его открыл с другой стороны. Так он также в запаснике.
Вообще, почему висит эта работа, а не эта — нужно пересматривать. У нас все застыло.
Экспозиция как была сформирована в 1945 году, так она с небольшой коррекцией до сих пор и висит. А ведь она основана на коммунистических мифах и статье Ленина «Партийная организация и партийная литература», где говорилось о трех этапах демократического движения, о том, что показывать надо тяжелую народную жизнь. И даже блестящая коллекция мирискуссников, чтобы не бросалась в глаза, была разбавлена тогда современными работами реалистов и разбита на два зала. Это антинаучно.
Городилов : А готовы ли сотрудники музея к таким переменам?
Ройтбурд: Кто-то да, кто-то нет. Все-таки, глубокоуважаемая мной главный хранитель нашего музея более традиционных взглядов. А молодые девочки разделяют мои взгляды. Мы ищем компромиссы. Я ведь не собираюсь топать ножками. У меня достаточно интеллекта и профессионального взгляда, чтобы кого-то на пальцах, кого-то объективно, кого-то эмоционально в чем-то убедить.
Инна Дворская:Но есть ли ресурс в художественном музее?
Ройтбурд : Есть! Не говоря даже того, что старого искусства хватит на три таких музея, есть волна надежд, которая поднялась в связи с переменами в музее. Есть энтузиазм и одесских, и украинских художников, и коллекционеров и галлеристов, которые готовы дарить музею свои работы, которые готовы пополнять коллекцию.
Вот я только написал, что нет работ Олега Соколова. И уже через полдня один из коллекционеров откликнулся и сказал, что что-то подберет. Я уверен, что в течение нескольких дней мы решим вопрос, чтобы Олег Соколов был представлен в музее.
Все можно делать, главное, чтобы нам не мешали.
Городилов : Так что же в итоге получит Одесса?
Ройтбурд : Есть пример Бильбао в Испании — городка, где был основан музей (современного искусства, - прим.ред.) Гуггенхейма. Сам музей если что-то и зарабатывает, то это минимум, по сравнению с тем, что от этого получил город.
Город превратился из депрессивного захолустья в самый модный город Пиренеев. И это не так уж дорого, годовую лицензию на такой музей и Одесса могла бы себе позволить.
Я неоднократно говорил, что единственное спасение Одессы сегодня — это культура.
Вряд ли мы здесь реиндустриализируем здесь советскую промышленность. А это и не надо. В том виде, в каком она была — не факт, что она сегодня выживет. Вряд ли есть смысл «убивать» город за счет расширения порта. Думаю, порт надо отсюда вообще выносить. Вряд ли мы восстановим здесь Черноморское пароходство...
А вот сделать Одессу городом круглогодичного туризма и городом, куда приезжают не только отдыхающие, интерес которых сводится к чипсам и дешевому пиву и не только секс-туристы из «горячих стран», которые приезжают сюда за недорогим алкоголем и недорогими дамами... А городом, куда приезжают люди из разных стран, желающие соприкоснуться с городской культурой, с искусством, с музеями, с театрами. И это единственный путь для спасения Одессы. Все остальные пути — это деградация.
В Одессе, при сохранении нынешней застройки, внутри квартала нужно строить свечу. И сделать это музеем-ивентом на площади в 300 квадратных метров. И собрать там все — начиная от археологии и заканчивая инсталляцией. То же можно сделать и в Киеве.
Нет великой страны без великих музеев. Украина это должна понять. И в Украине на сегодняшний день, нет ни одного такого музея, который бы стал лицом нации, как Прадо — лицо Испании, Лувр — лицо Франции...
Инна Дворская : Но чем Одесский художественный музей может быть интересен туристам?
Ройтбурд : Во-первых, там очень интересная коллекция, там романтическая легенда вокруг дворца... А в принципе — даже из того, что есть, надо сделать экспозицию интересной.
Я мечтаю, несмотря на статус памятника архитектуры, есть какие-то корректные нормы расширения этого пространства... И, разумеется, на базе этого музея, я мечтаю, чтобы строилась очередь — это музей современного искусства.
Дай бог это запустить, потому что потенциал потрясающий и если мы начнем первыми в Одессе. Нам уже в затылок дышат, но у нас есть шанс быть впереди.
Инна Дворская: Если гипотетически представить, что у вас все получилось и вы построили музей современного, актуального искусства, кого вы бы первого привезли? Или вы бы выставляли отечественных мастеров?
Ройтбурд : Разумеется, и отечественных возил бы.
Но, понимаете, сегодня и в обозримом будущем, слово «привезли» звучит проблематично.
Во-первых, в нашей бывшей 50-миллионной, а ныне 30-миллионной стране нет ни одного музейного здания, соответствующего стандартам, которые позволяли бы привезти сюда зарубежную выставку.
Единственное такое здание — не является музеем. Это бывший музей Ленина, а ныне — Украинский дом. Вот его в 1970 году построили с климат-контролем, контролем влажности, с правильным освещением, с правильной системой безопасности... И это больше не музей. А все остальные музеи не выдерживают критики, с точки зрения технических параметров.
А во-вторых, страховки в воюющую страну — запредельные. И если второй вопрос можно было бы решить, за счет третьей стороны, если кто возьмет на себя страховку, то вопрос несоответствия зданий никуда не девается.
Инна Дворская : Но, предположим, если вы построили новый музей, новое здание. И оно соответствует всем нормам и техническим требованиям, чья бы выставка была первой?
Ройтбурд : Есть некий веер имен, которых я бы хотел видеть. С кем из них удастся договориться? Как правило, выставочные планы у них расписаны на 5-7 лет. Конечно, хотелось бы кого-то из мировых звезд...
Инна Дворская: Например?
Ройтбурд : Ну не хочется там говорить, что Ай Вейвей, или Люсьен Фрейд или Ансельм Кифер... Но кого-то такого же уровня.