«Я спас ей жизнь» - Стас Домбровский о драках с женой, новой жизни и выздоровлении.

Я не считаю, что озвученное в «Пятой терапии» это что-то очень интимное. Наоборот, это очень и очень общая судьба для большого количества людей моего возраста, прошедших через 90е годы. А для меня участие в фильме было очень неплохой проработкой своих собственных травм, это был прямо такой психотренинг. Очень много гештальтов я позакрывал в процессе съемок фильма. Вообще это важно многие вещи в своей жизни проживать заново для того, чтобы смотреть по-другому и делать другие выводы. 

К примеру, в процессе этих съемок я понял, что действительно люблю Соню, именно когда закончились съемки фильма, я ушел из семьи.

Все же не каждому дано такой опыт превратить в фильм. А что бы вы посоветовали тем, кто не имеет такого опыта, не нашел способ прожить тяжелый опыт?

Существовать. Что позволено Юпитеру не позволено быку, и не потому, что я Юпитер – просто я устал быть быком в свое время. Когда я принял своего внутреннего быка, то во мне сразу проявился некий внешний Юпитер. Нет негениальных, неталантливых людей – нужно просто принять собственную ограниченность, выйти за рамки каждому доступно и даже больше все то, что сделал я. Поэтому я совершенно не знаю, что делать им, я даже не всегда знаю, что делать мне, я знаю только одно – что здесь и сейчас мне делать нельзя, и только здесь и сейчас. И это работает. Советов, рекомендаций я могу давать просто тысячи, но уже в том, что я сказал, уже очень много информации: принятие душевного внутреннего пи*араса, умение с ним жить, отказ от борьбы с ним, любовь к нему, умение не слышать его, но слушать всегда.  Как поступал я – я смотрел на опыт тех людей, на которых я хотел быть похож образом жизни. Дело не в интеллекте, дело в желании жить.

Вы помните тот момент, когда стали по-настоящему публичной личностью и всем стало интересно – а что там у вас? А что там с женой? Есть осознание рубежа, когда стали на виду – была же и другая жизнь до того.

Я на самом дела, в хорошем ключе был недолго популярным и так, на уровне Одессы просто был популярным как писатель, как поэт. Как аноним популярный я был еще раньше, еще когда в тюрьме сидел. Я печатался на «Удаве», на «Литпроме», писал стихи под чужое имя как литературный раб – тоже была некая популярность. В принципе, если быть честным, то эта популярность меня окружала всегда в той или иной мере с детства – я всегда был чуть-чуть не в адеквате и отличался от других. 

Настоящая же популярность пришла ко мне после очень черного самопиара, когда у меня был конфликт с женой, мы подрались, и я публично признался в том, что мы деремся с ней постоянно. Вот после этого пришла настоящая всеукраинская популярность. Потому то вот у нас так это работает. А когда еще узнали, что я ушел к несовершеннолетней Соне от жены, то тогда за нами стали еще и следить. Когда в Нью-Йорк Таймс напечатали, когда «Пятая терапия» вышла – это всегда в очень узких кругах известность. А вот после тех или иных анти-пиарных ходов популярность была всеукраинской. Когда что-то достойное и настоящее, то популярностью я это не назову, потому что в ответ получал лишь замалчивание и равнодушие. Когда первое место получил на Венгерском фестивале, это все как-то мимо. 

Ситуация с вашей с первой женой на самом деле еще испортила репутацию – удалось ли вам за все это время рассказать настоящую версию событий?

Мы же проработали потом с женой – Оленька и я зависимые люди. Для зависимых людей деструктивные отношения такого рода – драка, потом секс, потом опять драка – это нормально. Но опять же, это ненормально для ребенка, который у нас только родился, и вообще в принципе это не было нормальным. Я выздоравливал, она тоже. Поэтому это нужно было прекратить, и я это сделал. А через время Оля сорвалась. И дала мне возможность спасти ей жизнь – реабилитироваться за тот поступок. Сейчас я живу с Соней, я никогда в жизни не поднял бы на нее руку. С Олей совсем другая история. Последнему своему мужчине она разбила голову ножом – а я опять же спасал всю эту ситуацию, разруливал. Она сама по себе такой человек. Но это не дает мне права поднимать на нее руку. Я виноват все равно – поэтому она дала мне возможность ее спасти. Я оплатил ей ребцентр, там мы прошли семейную терапию, после этого у нас нет проблем. Мы вместе воспитываем ребенка, мы научились выстраивать отношения. 

А мнение мое не изменилось, я тогда написал в ФБ «Я пи*арас, разрушил свою семью». Я до сих пор так считаю, это был поступок, недостойный мужчины. 

Когда вы начиналась ваша история, Соня была совсем молоденькой. Общество очень шаблонно воспринимает отношения взрослого мужчины с несовершеннолетней, в чем секрет той идиллии, к которой удалось вам прийти?

Секрета никакого нет. Во-первых, сказались мои двадцать лет употребления, мы где-то с ней были одного уровня, потому что она была намного старше, мудрее своего возраста, и до сих пор очень мудра, а в шестнадцать своих лет она уже мыслила, как двадцатилетняя вполне здравая девушка, состоявшаяся во всех планах. А я остановился где-то в том возрасте. Поэтому я не знаю на счет шаблонов и стереотипов, и до сих пор я искренне считаю, что это меня совратили, а не я. У нее есть врожденная природная мудрость, она сделала все для того, чтобы я делал и до сих пор делаю ее счастливой. Это великое внутренне умение великой женщины. А у меня что – а я хотел жить, смотрел на нее – и вот оно счастье. Если бы у моего счастья было лицо – это лицо Сони.